Враг вторгся в край, что так нам люб и мил.
Что нет для нас на целом свете краше,
чтоб не в огне любви горели мы,
а на кострах сгорали вражьих.
От очагов родимых уходя,
мы слышали сквозь гул орудий
спокойные слова вождя:
Мы победим, но путь наш будет труден.
Я так писал и не стыжусь тех строк:
тогда, как все, в ад брошенный кромешный,
не знал, как был к победе путь далек,
победе над врагом и внешним и не внешним.
И словно танки, проползли года
дорогой боя бесконечно длинной:
и запылали вражьи города,
и пробил час возмездия Берлину.
Возмездья нашего? Нет, нет и нет!
Немецкое то было самомщенье,
а мы всем людям возвращали свет,
от рабства им несли спасенье.
И, наконец, победы день настал.
Я в бывшем лагере, рабыням бывшим
в тот день стихи взволнованно читал
от имени солдат, рабынь освободивших.
О том, что путь домой для них открыт,
что ждут их там любовь и розы;
и плакали они навзрыд,
и по моим щекам катились слезы.
И вот уже я дожил до седин,
но день незабываем этот,
и если б прожил я лишь этот день один,
и то бы прожил я не зря на свете.